Таддеус был так слаб, что ему пришлось ползти. Стараясь делать это как можно быстрее, но чем больше старался, тем медленнее у него получалось. Руки скользили по мокрой траве, ноги цеплялись за корни деревьев и совсем не слушались голодного вампира. До дороги оставалось всего чуть-чуть, как вдруг карета остановилась. Раздался свист. Крики. Шум боя. Разочарованию Панайотиса не было предела. Как же так? Неужели он подохнет в этом лесу так и не утолив жажду?! Отчаяние настолько завладело его существом, что Тади чуть было не пропустил, как от общей какофонии звуков, отделились чьи-то быстрые шаги. Человек, скорее всего мужчина, судя по всему раненный, хромая и спотыкаясь приближался к нему. На месте сражения раздался торжествующий смех. Скрипнула дверца. Кто-то в ужасе взвизгнул и смех превратился в дружный гогот нескольких, подвыпивших голосов:

— Ну-с! Кто тут у нас осталась целёхенькая!
— Смотрите-ка! Какие губки! Нецелованная чтоль?
— Ниче! Ща мы это быстро поправим!
— Клаус, давай быстрей! Кончай лясы точить!
— Патруль нагрянет быстрей чем ты член из штанов достанешь.
— Пошевеливайся давай. Чай не один здесь.

Тади все слышал и не слышал одновременно. Все его существо было сосредоточенно на том, кто приближался. Вампир облизнулся выжидая, как вдруг тело повалилось прямо на него. То ли рана нанесенная мужчине разбойниками была слишком серьезной, то ли он просто зацепился за какую-то корягу, но еда словно сама набросилась на страждущего. Перевалившись, придавив собой еле трепыхающуюся жертву, Панайотис вонзился зубами в шею, разрывая артерии и наслаждаясь брызнувшей в лицо кровью, жадно глотая живительную влагу, под женские крики и мольбы о пощаде, иногда прорывающиеся сквозь самодовольное мужское гоготание.

Кровь пьянила голову лучше чем ципуро, что гнали бабы в родной деревне. Но насытиться было невозможно. Набравшись сил, Таддеус поднялся на ноги и шатаясь, как пьяница направился к голосам. Он не думал о том, чтобы кого-то спасать. Его манила лишь кровь, что текла в людских жилах. Нападавших было трое и два мужских трупа валялись на траве. Возницу пронзило стрелой, а после ему напрочь снесли голову. Второго пассажира пронзили мечом и он смотрел в небо маленькими остекленевшими глазами-бусинками. Один из разбойников стащил с козлов сундук с добром и потрошил его, нервно поглядывая на собратьев, видимо боясь, что они прикончат верещащую девку раньше, чем настанет его черед развлечений. Двое же других так были поглощены процессом, что не заметили бы приближения и своих жен, не то что вампира. Панайотис подкрался сзади и бесшумно свернул шею барахольщику. Утолив первый голод раненным, теперь вампир не стал кидаться на жертву, оставляя её на потом, рассудив, что трое лучше, чем одна. Мельком обыскав покойника, он извлек из его сапога кинжал и выскользнув из-за кареты, кинулся к развлекавшимся. Пользуясь внезапностью появления, он ловко перерезал горло Клаусу, который самозабвенно, не обращая внимания ни на что вокруг трахал извивающуюся девку с таким остервенением, словно желал лицезреть свой член, подмигивающий ему из орущего горла. Его подельник удивленно хлопнул глазами, когда обезглавленный главарь рухнул прямо на девку, завизжавшую поросёнком.

— Ах ты мразь. — свирепо завопил уцелевший разбойник, вскакивая на ноги, но вампир был быстрее. Набросившись на не успевшего подняться мужика и клыками, разрывая шею, чавкая, упиваясь новой порцией крови. Девушка перестала орать. Видимо у нее закончились силы и она, издавая странное горловое хлюпанье пыталась отползти в лес, в жалких попытках спасти свою жизнь, скорее подчиняясь животному инстинкту, чем действительно дорожа ей, после произошедшего. Отбросив тело разбойника, Панайотис, перемазанный землей, гнилой листвой и кровью, уставился на нее пьяными глазами и смачно рыгнул, вытирая губы предплечьем. Девушка в ужасе заплакала, перебирая белыми от страха губами, шепча молитвы и пытаясь стянуть неповоротливыми руками края разодранного платья.

******

Её звали Хельга. Вместе с мужем и двумя его братьями, она направлялась в Ригель, где они держали небольшой постоялый двор недалеко от городской крепости. Из-за дождей и вышедшей из берегов реки им пришлось делать крюк. Таким образом они оказались в лесу ночью. Несмотря на пережитый ужас Хельга оправилась быстро. Ее супруг был из той гадкой породы людей, любившей приложиться к бутылке, а после и к жене. Однажды он избил её так, что теперь она хромала на левую ногу. Младшие братья его мало чем отличались. Один успел овдоветь, второй же на счастье не успел жениться. Можно даже сказать, что разбойники принесли Хельге облегчение сведя в могилу семейку. Правда на попечении у девушки осталась старая, выжившая из ума свекровь. Но она была смирная. Сидела себе на чердаке днями и ночами, не помня ни себя, ни родных. Даже ухаживавшую за ней невестку узнавала с трудом и не всегда.

Осознав что вампир, встретившийся на ее пути не худшее из зол, что могло произойти, Хельга приютила его. Не будучи красавицей и высокого рода, она с удивительной простотой и смирением принимала свою судьбу. Тяжелая работа и лишения закалили характер и приучили быть молчаливой, даже несколько угрюмой. Но Тади все равно считал ее хорошенькой. Особенно в те дни, когда Хельга не хмурилась. Она была старше всего на пять лет, но уже успела родить и потерять ребёнка. Сначала вампир не понял мотивов из-за которых она разрешила ему жить с ней, но познакомившись поближе с публикой, останавливающейся на теперь уже вдовьем постоялом дворе, понял, что одинокой женщине никак нельзя было оставаться в этом месте, если она не хотела повторения событий произошедших в ночь их знакомства. Поэтому Хельга представляла Таддеуса как своего брата, приехавшего в Ригель подсобить сестре после кончины мужа. Благо они действительно были чем-то похожи. Оба светловолосые и светлоглазые. А ближе никто не приглядывался. К тому же, Тади, выросший в подобных условиях, отлично знал все особенности ведения хозяйства и был отличной подмогой вдове. Правда, лишенный возможности выходить при свете дня, он не мог взять на себя все мужские заботы. Иногда, когда небо было затянуто тучами, закутавшись с ног до головы в плащ, вампир отправлялся на мельницу за мукой или в лес, чтобы запасти дров. Горожане покручивали пальцами у виска, считая нового владельца таверны безумным, но зато никто не мог заподозрить в нем вампира.

Спал Таддеус очень мало. И вовсе не из-за того, что со временем, после обращения, сон стал требоваться ему в значительно меньших количествах, чем обычному человеку. Нет. С того момента, как он обнаружил себя голым и истощённым в лесу, стоило вампиру закрыть глаза, как приходили странные кошмары. Он видел перекошенные ужасом лица сестры и Франциска, обещавшего довести их, гонимых глупой мечтой вернуть себе душу, до Нессдер. Ему снилась погоня за медведицей. Жестокие сражения с другими самцами. Охотники, которых однажды он разодрал на части, выпотрошил и сожрал внутренности. Как он нашел себе самку. Это были странные, пугающие своей реалистичностью сны, в которые Тади не хотел верить. Так же как боялся искать Кэти. Ему больше нравилось думать, что она сбежала с Францем и живет с ним где-нибудь в Мертвых пустошах, чем  что сестра стала добычей медведя, как и он сам. В том, что Панайотис побывал в когтях зверя, он не сомневался и подтверждением тому были огромные рваные шрамы рассекшие ему спину и следы от когтей на лице.

От этих снов, Тадди просыпался мокрым от пота. Однажды, прокричав что-то и сев на кровати тяжело дыша, он понял что в комнате кто-то есть. От портьеры, плотным занавесом, закрывавшей окно, отделилась хрупкая женская фигура и хромая подошла к кровати. Хельга, не отличавшаяся открытостью и любовью к беседе, села рядом, вглядываясь в его лицо. Её глаза были полны решимости. Вчера Тади слышал, как свекровь, в редком приступе рассудка, орала на неё, виня в смерти сыновей, обзывала распутной девкой, шалавой и потаскухой. В то время, как отношения между ней и Панайотисом были исключительно деловыми — она делилась с ним кровью, если вампиру долгое время не удавалось выйти на охоту, давала кров, а он помогал вести хозяйство и обеспечивал своим присутствием безопасность от посягательств постояльцев. Они мало разговаривали, да и все общение их сводилось исключительно к обсуждению предстоящих или уже выполненных дел. Но теперь что-то в ней изменилось. Хельга смотрела на него совершенно другими глазами. Будто бы решалась на что-то. Её рука дрогнула и пальчики с поломанными от постоянной тяжелой работы ногтями, быстрыми умелыми движениями расправились со шнуровкой лифа рабочего платья, позволяя сорочке сползти с плеч. Она сама взяла руку замершего вампира и положила его ладонь на обнаженную грудь.

С той ночи, они стали спать вместе. Нельзя сказать, что это сделало их отношения особенно близкими, но каждый из них получал то, что хотел. На дворе стояла осень. Каждая ночь становилась холоднее чем предыдущая. Дрова приходилось экономить, а Тади, хоть и был вампиром, оставался мужчиной. Теплым, да и не худшим любовником, если сравнивать с покойным мужем.

Такая простая и обыденная жизнь устраивала Панайотиса. Но неожиданно ей настал конец — город охватила болезнь. Постояльцев с каждым днём становилось все меньше. За считанные недели население сократилось в несколько раз. Знать, вслед за Лордом спешно покинула город, привлекая мародеров в опустевшие дома, пока наконец, армия не окружила Ригель, запирая в нем всех кто не успел спастись бегством. Они с Хельгой заколотили окна, стараясь огородиться от болезни этой не хитрой преградой и в страхе думали о том, как обойти солдат, чтобы выбраться. Так продолжалось несколько недель.

Как-то ночью, Тади проснулся от того, что Хельга стонала во сне. Её пшеничные волосы разметались по подушке, а мокрые пряди прилипли ко лбу. У нее был жар.

Борясь с эпидемией, лекари и военные грузили мертвые тела на телеги, вывозили за город и сжигали. Каждую ночь с крыши их дома можно было видеть как в полях разгораются  костры. Среди горожан начали ходить слухи о том, что армия ждет указа Короля, чтобы спалить Ригель дотла и неведомую болезнь вместе с ним, которую начали считать не чем иным как проклятьем.

Десять дней Хельга провела в агонии. Тади неустанно сидел рядом с ней, не зная чем помочь. Лекаря не звали в страхе, что военные заберут вдову еще живой и сожгут на костре, как поступали с другими тяжело больными. Хельга же хотела умереть сама. Она просила Панайотиса о том, чтобы её тело было отпето как положено и сожжено на заднем дворе. Она мечтала встретить в загробной жизни родителей и своего погибшего младенца.

Это выдался на редкость не снежный год. Жители деревни Хольмгер, привыкшие к тому что земля покрывается белым пухом еще в Месяце Заката солнца страдали, глядя на серые и унылые окрестности и утверждали, что был бы снег было бы куда как теплее. Тади им не верил. Ищите дурака и ему рассказывайте эти небылицы! Теплее от снега! Куда уж там! Если еще и снег выпадет, то вампир окочурится от холода. Он и так мерз как никогда в жизни! Выросший близ Адаминда, Панайотис и помыслить не мог, что на севере ТАК холодно. В его голове не укладывался сам факт, что кто-то может захотеть жить в таких условиях. Если бы не душа, вернуть которую Таддеус хотел во чтобы то не стало, он давно отправился бы на юг, а не отмораживал конечности в этих лесах.

Правда с наступлением холодов ему пришлось искать убежище среди людей, что было не просто сделать, учитывая его природу, но кто ищет, тот всегда найдет. Вот и сейчас вампиру повезло.

Однажды утром, единолуние назад, Панайотис проснулся от запаха крови. Её сладкий аромат щекотал ноздри и заставлял желудок, довольствовавшийся в последнее время белочками да зайчиками протестующе заурчать. Ноги сами повели кровопийцу на запах и вскоре он вышел к берегу бурной горной реки, где на обрыве стояла девушка. Она прижимала рукой рану на щеке, а рукав шерстяного платья уже насквозь вымок от крови. Девушка испуганными глазами смотрела на бурлящий внизу поток и никак не решалась спрыгнуть.

— Эй, ты чего это удумала? — крикнул Панайотис, показываясь из-за стволов деревьев и зевая. Ведь он нашел такую отличную норку в корнях ели, и планировал там переждать очередной ненастный день. Даже заснул уже, когда эта малахольная его разбудила.

— Не подходи ко мне! — резко обернувшись выкрикнула девушка и попятившись чуть было не свалилась с обрыва, но удержалась на самом краю.

Тадди поёжился от холода, пожал плечами и принялся дуть на пальцы, пытаясь отогреть хотя бы их. Его борода была покрыта инеем, а нос раскраснелся словно помидор.

— Слушай, если ты так хочешь сдохнуть, то давай я тебя сожру? Больно не будет обещаю. — сказал он, пытаясь перекричать завывания холодного ветра и собственный урчащий желудок. — Понимаешь, ну вот допустим ты спрыгнула на эти камни внизу. Умрешь или нет — еще не известно, а вот покалечишься наверняка. И будет больно. Очень. Ты когда-нибудь кости ломала? — девушка, остолбеневшая то ли от наглости его предложения, толи от испуга, отрицательно покачала головой, не проронив ни слова, чем дала возможность Панайотису продолжить. — А мне вот однажды все пальцы переломали. Я не хотел бы пережить еще раз что-то подобное. Твоя царапинка на щеке считай вообще не болит, по сравнению с этим. — вздрогнув от холода раннего зимнего утра, Тадди сделал осторожный шаг в сторону самоубийцы. — Я же убью тебя почти безболезненно. Просто высосу всю кровь и ты умрешь. Тихонечко заснешь у меня на руках и больше не проснешься. — просто словно говорил не о смерти, а о чем-то таком же обыденном как почистить зубы, предложил он. Девушка явно задумалась и пропустила медленное приближение к себе вампира. — К тому же, разве Спаситель не велит тебе делать добро, помогать обездоленным, кормить голодающих? — решил зайти с другого бока хитрый Таддеус, вспомнив, что ему даже монашку удалось убедить его покормить, а уж кто-кто должен был быть оплотом морали и верности богу, так это она. — А лишить себя жизни — грех. Вот и переложи его на чужие плечи. Например, на мои. — говоря это, вампир приблизился настолько, что мог бы схватить самоубийцу за загривок, если бы она все же решила спрыгнуть.

— Ладно. — неожиданно сказала девушка и всхлипнула носом. — Только обещай, что больно не будет.

— Обещаю. — с готовностью сказал Тади и протянул незнакомке руку, за которую та все еще опасливо взялась. — Ты же не будешь настаивать, чтобы я сделал это здесь и сейчас? Скоро солнце встанет. А я планирую насладиться процессом, а не сгореть заживо. — хмыкнул он.

Девушка не возражала. Ей было все равно где умирать.

Панайотис осторожно вел свою жертву по лесу, раздумывая о том, что могло довести девушку до решения спрыгнуть со скалы. Темные стволы облысевших к зиме деревьев никак не помогали ему найти дорогу к раскидистой ели, в корнях которой он собирался уснуть на день и Тадди приходилось ориентироваться на собственный запах, который перебивала кровь из раны на щеке незнакомки.

— Как звать то тебя? — спросил вампир, оглядываясь на покорно бредущую следом за ним пищу. Хотя думать так о людях было Панайотису не свойственно, но ведь она сама согласилась.

— Яннике. — робко ответила девушка.

Вскоре они вышли на небольшую полянку, на окраине которой и росла та ель, что должна была их приютить на день. Тадди приподнял одну из раскидистых ветвей, пропуская свою жертву внутрь и последовал за ней, надежно прикрывая лаз еловыми лапами. Яннике уже залезла в небольшую нору в корнях и ждала вампира. Как только Панайотис присоединился к ней она вжалась в мерзлую землю. От её решимости не осталось и следа, и заикаясь от страха девушка спросила, глядя на него большими оленьими глазами.

— Как ты это сделаешь? Прокусишь мне шею? — и закрыла её ладонями в естественной попытке защититься.

Тадди же застыл разглядывая изуродованную и перепачканную в крови щеку. Он протянул руку, дотрагиваясь до неглубокой раны, собирая на палец немного крови и засовывая его себе в рот. Богатство вкуса человеческой крови рассыпалось на языке, заставляя вампира издать стон наслаждения.

— Спаситель мой, я уже и забыл какие люди вкусные. — прошептал он, прикрывая глаза, ощущая болезненную пульсацию клыков. Как же ему хотелось вонзиться в шею этого «олененка» и разорвав её, насладиться теплой ароматной кровью. Чувствовать как девушка забьётся в его руках, не сможет вырваться и обмякнет. Как медленно, с каждым гладком будет ускользать её жизнь. Таддеус зловеще улыбнулся. Яннике испугано вскрикнула.

— Кто это сделал с тобой? — вместо того, чтобы кинуться и растерзать жертву, спросил Панайотис, отсаживаясь настолько далеко насколько это было возможно в тесном лазе. На щеке, которую девушка так старательно скрывала от чужих глаз, кто-то вырезал букву.

— Отец. — спохватившись, Яннике вновь закрыла ранку рукой и глянув на вампира расплакалась. Точнее сказать заревела белугой, сжавшись в комочек и раскачиваясь в такт собственным слезам.

— Слушай, да не буду я тебя есть. Хватит реветь. — поморщился Тадди, которого вид женских слез заставлял содрогаться и чувствовать себя не в своей тарелке. Тем более, что девчонка была даже младше Кэтры и лишать её возможности прожить жизнь ему не хотелось. Хватит уже на его руках крови и без этого пугливого олененка.

— Нет-нет, ты же обещал! — встрепенулась Янника и поддалась на встречу вампиру, собирая рукой густые каштановые волосы и подставляя Тадди свою шею. — Ешь! Убей меня! Мне не зачем жить. — истерично выкрикнула она.

Шея, перемазанная в крови из ранки на щеке, манила вампира, смотревшего на соблазнительно пульсирующую венку маньячным взглядом. Он облизнулся, притягивая Яннику к себе в объятия и разворачивая таким образом, чтобы было удобно прокусить ей шею, но вместо этого слизнул кровь с её щеки.

— Хорошо убью. Но не сейчас. Сначала расскажи мне что с тобой случилось.

Скорее всего снаружи уже взошло солнце, но укрытые корнями дерева и еловыми лапами, вампир и жертва были не доступны для лучей дневного светила, хотя и могли различать друг друга в царившем полумраке норы. Таддеус видел Яннику так же отчетливо как мог бы видеть при свете дня, она же все время щурила глаза, пытаясь разглядеть его в полумраке. Опутанная мужскими руками, девушка на удивление быстро успокоилась, словно смерть, которую Панайотис обещал была для нее желанным избавлением и она лишь смиренно ждала, тихо рассказывая вампиру о своей судьбе.

Янника родилась в Хольмгере в семье лесоруба. Она была пятым младшим ребёнком в семье и третьей дочерью. Они жили не богато и не бедно, дружной большой семьёй и были весьма уважаемы соседями, такими же лесорубами. Мужчины работали днями на пролет заготавливая лес для строительства и отопления домов, а женщины занимались хозяйством и огородом. Старшие сестры вышли замуж за соседских сыновей и такая же судьба ждала Яннику. Её мужем должен был стать юноша с которым они дружили с детства, и не дожидаясь свадьбы молодые люди дали волю чувствам, начав украдкой встречаться и супружничать. Такое название дали они этим встречам. Вот только бракосочетание так и не состоялось. Попона, удерживающая сруб лопнула и Алдрик погиб под обрушившимися на него бревнами. Не успев оправиться от трагедии, Янника узнала что беременна. Ее отец пришёл в ярость, услышав новость, и вырезав на щеке дочери «Б» в знак того, что она блудница, выгнал из дома, сказав что ему не нужна дочь, которая не чтит честь своей семьи. И ублюдок её ему тоже не нужен.

Рассказав обо всем произошедшем Янника, наконец-то, перестала плакать и затихла смиренно ожидая смерти. Таддеус же задумался над жестокостью мира. Он вспоминал сестру и отца. Как бы поступил Панайотис старший если бы подобная история произошла с Кэтрой? Убил  бы. Наверняка убил.

— Выходи за меня. — неожиданно сам для себя сказал Тадди, словно издали услышал собственный голос, будто он принадлежал кому-то другому. — Не нужно тебе умирать и ребенку твоему ненужно.

Так и решили. Когда следующей ночью Янника вернулась домой живая и здоровая, её семья была несказанно рада. Отец бросился в ноги, умоляя простить за причиненную боль и все слова, что наговорил. Мысль о том, что он больше никогда не увидит младшую дочь не давала ему покоя. Они с братьями обыскали всю округу, ездили в соседние деревни, пытаясь её разыскать и не находили. Весть же о том, что дочь выходит замуж вогнала родителя в ступор. С одной стороны свадьба спасёт их от позора, с другой стороны никому не известный парень, да еще и вампир. Но Янника была тверда в своём намерении и родителю пришлось смириться. Вскоре в деревне сыграли свадьбу. Молодые поселились в давно пустующем доме лесничего у дальней прогалины. И каждую ночь Таддеус заготавливал дрова, и несколько раз в неделю возил их тестю в телеге, запряженной ослом. Яннику не обижал. Она часто навещала родной дом и выглядела счастливой. А что муж — вампир.. Что ж.. У каждого свои недостатки.