К моменту, когда дракон вошёл в комнату, Маэль уже сидел на кровати, несколько встрёпанный со сна и хмурый. Даже мрачный — возвращение дракона сулило всё плохое, что ещё может быть в этом мире. Новую боль и новые полосы на коже. И новые попытки хватать его за все места, которые иначе, как силой, ему никогда не достались бы.

Рефлекторно вскинув руки, чтобы облако ткани не прилетело ему в лицо, эльф озадаченно посмотрел на то, что поймал, поднимая просторную тунику кончиками пальцев и в недоумении глядя на дракона. Прогуляться? Показать? Что ещё за новости?..

К удивлению или нет, но в этот раз Маэль не стал спорить. Только пожал плечами, по которым рассыпались длинные пряди рыжих волос, и натянул тунику на себя. Хотя, конечно, натянул — это было сильно сказано. Нахлобучил, скорее уж. Рассчитанная на широкоплечего, высокого дракона, Маэлю она была непоправимо велика. Ворот её едва держался на плечах эльфа, щедро открывая ключицы, а окантованный разрез в нём клином спускался по груди до самого живота. Подняв руки в широких рукавах, подмышки которых были ему едва ли что не ниже рёбер, юноша вытащил из-под одежды хвост волос и насмешливо глянул на своего мучителя. Дракону туника доставала бы до середины бедра, а вот на Маэле без пояса висела мешком почти до колен. И едва уловимо пахла сандалом. Этот запах эльфу не нравился — он принадлежал дракону. Всё здесь принадлежало дракону. Всё, кроме него самого, что бы там это порождение бедлама о себе не думало. И чураться этого, в общем-то, было бессмысленно — сколько бы неприязни носить одежду с его плеча не поднималось изнутри.

Но перед тем, что воплощал в себе дракон, страха у Маэля уже не было. Отвращение, нежелание боли — да. Презрение, пренебрежение.
А страх ушёл. Нет смысла бояться того, от чего не сбежишь, с чем не разминёшься, с чем никак и ничему не поможет твоя осторожность и от чего не спасут все кричащие об опасности чувства. Смысла не было — Маэль и не боялся.
Только губы чуточку кривил, глядя на дракона, как глядел бы на проигравшего пьянку на спор гнома, свалившегося под стол после десятой кружки.
И молчал, не задавая никаких вопросов.

Отредактировано Маэль Ианто (2019-08-23 22:44:06)

Раз, другой поправив упрямо сползающую тунику на плечах, Маэль наконец сдался и со вздохом заложил руки за спину, следуя за драконом и с бесцеремонным любопытством озираясь вокруг. Столько охраны, поворотов и комнат... В лесу он легко ориентировался на самых спутанных путях, но тут, наверное, сам бы дорогу назад и не нашёл — такое всё среди этого обтёсанного резного камня и витражей было для него одинаковое. Толчок лифта заставил не ожидавшего такого эльфа пошатнуться и с коротким "ах!" схватиться за витые прутья. Драконы не используют магию для левитации объектов? Платформы, плавающие вверх и вниз по эльфийским поселениям, взлетали плавно и быстро, закрепленные на путях рунами, покрытыми фейской пыльцой... А драконы — драконы пользовались уродливой тяжелой клеткой, которую, как и у гномов, тащили механизмы. Маэль не смог сдержать улыбки из-за этого маленького превосходства. С тем, сколько всего мог позволить себе этот дракон, он почему-то стал думать, что это распространяется и на всю расу... а у них лифты не летают. Пффф.

Что стало сюрпризом, так это запах моря и свежести волн. Глаза Маэля удивлённо расширились, когда за утомительно тяжёлыми дверями оказался простор веранды, выходящей на открытое небо и виды гор. Улыбнувшись, эльф прошёл вперёд, с приятным узнаванием разглядывая растения и знакомое оперение птиц. Остановившись под одним из деревьев, он чуть вытянул губы и издал мелодичный свист, похожий на их трели. Раз, другой — и с кроны на протянутую руку спорхнула красновато-рыжая птичка, негромко цивкающая в ответ эльфу, аккуратно погладившему её пальцем по крыльям и с тихим смехом пощекотавшему кончиком носа мягкие перышки на голове. Такие мелочи, прежде привычные, как воздух, теперь превратились в роскошь, редкость. Интересно, зачем это дракону? В очередной раз напомнить, чего Маэль лишился? Но он ведь не лишался сейчас. Наоборот, приобрёл. И деревья, заключённые в кадки, и птицы, которых за изящной решеткой ждали только ветра недружелюбных горных пиков — все они были здесь такими же пленниками, как и сам эльф. Это не было частью "той" жизни, которую он оставил позади, схваченный драконьими когтями. Это было частью его нового существования.

Птичка спорхнула с пальца, отпущенная легким движением кисти, и Маэль, понаблюдав за ними еще с полминуты и пройдясь до границы веранды, чтобы глянуть вниз, на едва тронутые солнцем — сейчас так рано? — пики гор, повернулся к вальяжно разлегшемуся среди диванных подушек дракону, снова заложив руки за спину. Ветерок, проскальзывая сквозь светлую паутину металла за спиной, холодил открытые ключицы и забирался в широкий ворот туники.

— И? — подал голос эльф. — Что же ты хотел мне показать?.. — в легком прищуре карих глаз блеснула насмешливость.

— Как неожиданно романтично с твоей стороны, — со вздохом мурлыкнул Маэль, пряча ироничную улыбку в уголках губ, и, обхватив себя ладонями за плечи чуть выше локтей, повернулся лицом к решетке веранды, глядя сквозь неё на далёкое свободное небо, по которому уже карабкались лучи ещё не показавшегося из-за клыков гор солнца. — Щедро и благородно, — по тону эльфа было трудно понять, серьёзен он в этом легком придыхании или опять насмехается. От светлого скорее уж первого ждёшь. — Пожалуй, мне стоит поблагодарить тебя? — Маэль чуть запрокинул голову назад, оглянувшись на дракона с тронувшей уголок губ усмешкой. — Спасибо, — произнёс он, возвращая взгляд небу. Продолжим начатое. В желудке — хах, в этот раз дракон увёл его до завтрака, — всё встало колом. Снова боль и жгучая кровь на теле. Как далеко его тюремщик зайдёт в этот раз?..

— Ты сам сюда за этим приходишь хоть иногда? — отвлеченно поинтересовался Маэль, не оглядываясь. — Или новые рассветы давно и безвозвратно потеряли для тебя свой смысл?..

Жизнь, в которой хочется причинять боль и мучить — разве есть в ней место пониманию красоты нового дня? Другому светлому ценность и чистоту такого момента даже в слова облекать не потребовалось бы — он бы тоже чувствовал это всей душой. Но дракон? Он в этом ничего не понимает. Просто знает, что эльфам это почему-то важно. И считает нужным зачем-то скрашивать для своего пленника часы перед пыткой. Зачем?.. Объяснить себе это у Маэля никак не получалось.

Музыка заполнила пространство неожиданным, знакомым и радующим звуком — Маэль обернулся, улыбнувшись скрипачке, и та, поймав эту улыбку, с ответной, едва коснувшейся губ затаенной грустью, опустила взгляд, отдавая всё внимание смычку. Мелодия переливалась, менялась, нарастая с тем, как поднималось солнце, вторила птицам и соревновалась с ними — Маэль закрыл глаза, медленно выдыхая. И, поддаваясь наитию, диктуемому этой знакомой песней, вплёл в неё и свой голос тоже:

Celtic Woman - Awakening— Now, when the world is shadowed and dark, — едва подсматривая сквозь смеженные ресницы, как если бы пел солнцу у себя в родных лесах Альнуры Альхики, он карабкался голосом всё выше, вслушиваясь в то, как всё ближе подбирается солнечный свет, то же самое почти мистическое чувство, которое направляло сейчас мелодию скрипачки. — Now, when the sky is empty of stars...

Дракона словно не стало в этот момент, не стало решеток, и боли, и плена — только тягучий, распахивающий крылья за спиной звук собственного голоса, подхватывающая его трель скрипки, — Маэль медленно расплел руки, поднимая их вслед за солнцем и открывая глаза вместе с тем, как золотые лучи преодолели свой рубеж и замерцали на горизонте.

— Far off in the distance, a fire comes to life, — один голос звучал пустовато там, где целый хор должен вторить разгорающемуся свету, но, забывшись в этом сиянии, Маэль не обращал внимания на эту пустоту. Почти. — A flicker of a flame breaks through the dark...

Руки его чертили плавные жесты в воздухе — далеко не тот танец, что исполняли другие девушки и юноши, гармонии которых движение было ближе звука, которые воздавали свою хвалу энергией тела не менее сильно, чем предпочитавшие петь, но ни один взмах, ни один поворот кисти был не забыт, плыл в мелодии вместе с тем, как Маэль медленным шагом приблизился к решетке, сквозь неё приветствуя разгорающееся солнце.

— Now, as the light starts to rise, now, as the day opens wide...

Когда-то эта мелодия, эти слова могли лететь сквозь всю деревню на рассвете, и каждый отвлекся бы от своего дела, чтобы выйти и поприветствовать солнце вместе со всеми. Когда-то этот хор мог звучать завораживающе прекрасно, когда его несли в небо на спинах пегасов. Сейчас только его голос поднимался к сводам веранды — его голос и её музыка, такая же одинокая в этих каменных залах и коридорах. Одинокая всегда, но, по крайней мере, не сегодня.

Солнце поднялось полным диском над пиками гор, и свет заполнил простор веранды вместе с тем, как музыка, взяв последнюю высокую ноту вместе со словами, притихла в едва различимый, мягкий, нежащий ухо мотив, в котором снова стало слышно птиц. Выдохнув и отпуская ощущение полёта угасать, как гасли в горле отголоски звука, Маэль отрешенно улыбнулся новому дню — и повернул голову, встречая своим взглядом глаза дракона.
Говорят, драконы не любят солнечный свет. Избегают его, сторонятся, укрываются. Говорят, на ярком свету они не нападают, не нападают в разгар летнего сезона.
Но этот дракон, судя по всему, любил трудности.
И боль.

Отредактировано Маэль Ианто (2019-08-24 22:25:09)

Маэль на это спускающее с небес на землю заявление дракона только скорчил неопределённую рожицу, превратившуюся в ябеднически высунутый язык, когда тот отвернулся. Мог бы ещё слугу с гонгом позвать, чтобы объявить с большей торжественностью, почему нет? Вздохнув, эльф покачал головой и побрёл следом за своим мучителем, провожаемый удивлённым и жалеющим взглядом скрипачки. А какой у него был выбор? Идти самому — или его притащат туда силой; не нужно было быть пять пядей во лбу, чтобы это понимать.

Нахохлившись, как обиженный воробей, когда лифт остановился на уровне темницы, эльф старательно делал безучастный вид, когда его руки и ноги, как прежде, приковывали цепями и поднимали повыше так, что он едва мог сам стоять. Хорошо хоть, тунику на нём оставили, в холодине-то этой... или не очень? Маэль, вытерпев, пока ему заплели и с противной ему бережливостью подкололи волосы, с видом глубочайшего недовольства и осуждения следил за тем, как дракон подготавливает лезвие, и кожа на груди на месте прошлых ран заранее ныла и чесалась, заставляя его морщиться. Эльф насупленно вздохнул, отводя взгляд и пряча лицо куда-то у плеча своих задранных кверху рук, инстинктивно прогибаясь так, будто пытался сжаться и спрятать уязвимо открытую грудь. Толку, конечно...

Сердце болезненно трепыхнулось, когда дракон замахнулся, и Маэль зажмурился, с резким шипением втянув воздух сквозь зубы, когда его полоснул первый надрез, глубоко прочертивший ему торс. И тут же закусил губу, чтобы не заскулить — на глаза от вспышки боли навернулись слёзы. Дыхание сбилось, пересеченное раной, превращающей каждый глубокий вдох, каждое натяжение кожи, в отдельную маленькую пытку — и эльф пытался вдыхать как-то поосторожнее, урывками, напрягая грудь с пульсирующей едкой полосой. Кровь текла липко, мокро, пропитывая края надрезанной туники, едва заметная на тёмной ткани. Теплее и приятнее от этого точно не становилось.

— И надо же тебе одежду переводить, — сдавленно выдохнул Маэль, глядя куда-то вниз, на сапоги дракона, и кривя лицо в болезненной гримасе. Чем больше морщишься, тем проще не ныть от боли. Впрочем, эльф подозревал, что очень скоро у него просто не останется выбора.

Может, оно и не нужно, молчать. Чему поможет, если он прокусит себе губу, так прижимая её зубами.
Но голос был нужен ему, чтобы петь оды гармонии, а не боли.

Эльф дергался и напрягался в цепях, мелко дрожа от этого и сжимая пальцы на стальных звеньях, вдавливая их до побеления ногтей. Всхлипывал, рвано хватал воздух, с шипением втягивал его сквозь зубы, до скрипа их сжимая и горько морщась от боли. Нож резал спину, словно последний слой одежды, заставляя кожу расходиться, обнажая алую, залитую кровью плоть, и колко гореть, гореть, гореть — вся спина в ощущениях казалась сплошной открытой раной, и каждое движение, каждый вдох бередили эти надрезы, от чего они едко свербели, зудели и ныли. Но Маэль не кричал. Хныкал и едва слышно стонал, сам же себя осекая и шумно вдыхая, чтобы прервать сипящий в горле звук. Боль становилась знакомой. Она окружила его так, что деться от неё было некуда, и в густоте этой своей стала плотной, понятной, осязаемой — наравне с запахом крови, со звуком сосредоточенного драконьего дыхания за спиной и звяканьем цепей, с чувством холода, добирающегося до нетронутых участков кожи. И чем дальше росла она, тем легче было представить её от себя отдельной, словно редкого морского осьминога, облепившего свою добычу склизкими щупальцами с шипами яда. Маэль даже дышать приноровился — широко открывая рот, сосредотачиваясь на вдохах и выдохах, щурясь и невидяще глядя перед собой. Как в детстве, когда он простыл, а мама укладывала на спину смоченные в горячем, очень горячем отваре полоски ткани, чтобы облегчить кашель. Кожа под ними краснела и жгла, и это казалось таким несправедливым мучением, потому что долгие секунды мокрые полоски нельзя было отодрать от кожи, и нужно было терпеть, терпеть... Тогда для него-ребенка это было всё равно, что сейчас взрослому под клинком дракона. Такой же маленькой вселенской катастрофой.

Дракон обошёл его и взялся стягивать штаны — Маэль лишь взглянул на него с обиженной усталостью и горько изогнутым от боли ртом, и брезгливо поморщился, поднимая голову и отводя взгляд, словно пытаясь максимально отдалиться от того, что дракон там делает, ковыряя завязки на бёдрах и обнажая те. Кровь была повсюду, липко покрывала кожу быстро подсыхающими густыми следами. Фу. Эльф, как мог, пытался отвертеться от поцелуя, но жесткие пальцы за шеей держали голову, как было нужно дракону, и Маэлю оставалось только жмурить глаза и сжимать губы, отказываясь от противных ему ласк. Если бы только боль позволяла так противиться... ему нужно было дышать, гасить её в себе, оставаться выше, на поверхности, словно пловцу, отталкивающемуся от солёной глубины, обнимающей руки и ноги. Дышать, открывая рот, чувствуя на губах вкус крови, дыхание дракона, скользящую жадность его губ. Стоило дракону отпустить его, Маэль скривил губы и сплюнул в сторону этот вкус, словно горький листик ягоды, случайно попавший в рот вместе с ней.

Император не хотел, чтобы его видели — эльф и не смотрел. Что с повязкой, что нет, он избегал встречаться взглядом со своим мучителем, отводя и закрывая глаза с таким вымученным видом и так нарочно, будто дракон этого взгляда не заслуживал. Не заслуживал быть частью его реальности. С повязкой, по крайней мере, это обиженное омерзение не было так заметно. Маэлю было всё равно, видит он или нет. И думать только о дыхании, а не о драконе, в полумраке было проще. О прохладе шелка на коже щёк и носа. Если бы еще только полосы сзади на касались израненной спины... даже такие легкие, щекотливо-невесомые прикосновения ткани были мучительно остры и неприятны.

Цепи ослабли, позволив почувствовать пятками пол. По сеансу пыток Маэль уже знал, что это означает. И, сдавленно всхлипнув, напряг плечи, съеживаясь в цепях. Казалось, раны на спине от этого только глубже и длиннее становятся, каждое его собственное движение и вдох раскрывает их шире и надрывает дальше.

Касание лезвия к груди он почувствовал вместе с взрезающей, впивающейся вглубь болью — и не удержался от короткого вскрика, тут же поспешно закусив губы. Пульсация крови в порезах на груди оставляло чувство, будто их опоясывающее кольцо вращается, вдавливаясь в тело. Проклятый дракон. Маэль упёрся изо всех сил, протестующе взмыкнув, когда его снова попытались поцеловать. Больно же! От пальцев, обхватывающих член, хочется сжаться в комок и ударить коленом, оттолкнуть руку, проникающую за все приличия и щиты, но эльф только сжимает колени, со всхлипом провисая на цепях, которые держали его лучше, чем собственный позвоночник, который был весь объят алеющим горением на спине, острыми толстыми иглами доходящем до костей.

Но плоть неразборчива, и натирание пальцев стягивает в паху тугим зовущим зудом, контрастирующим с располосованным жжением на коже. До обидного противно чувствовать это сейчас, словно тело ниже пояса вовсе не его собственное. Словно оно не в курсе этой боли. Маэль кривит брови и губы, пока язык дракона слизняком хозяйничает у него во рту, и оттого только омерзительнее желание получить там больше, сильнее, преодолевая боль, подмахивать бёдрами навстречу этой дразнящей ласке, разрядить её ожидания и сбросить достающий до каждого нерва зуд. Но облизывание рта волной отвращения удерживает, ослабляет эту тягу. Любовь духовная, любовь телесная, одно произрастает из другого и взаимно укрепляется им, и без этой компоненты нежности, притяжения и обожания всё то, что он чувствует сейчас своим членом, кажется пошлым и омерзительным до тошноты.

Рот сохнет от чужого дыхания, Маэль морщит нос и отворачивается, когда ему позволяют наконец это сделать. Пусть делает что угодно. Всё равно это он сам с собой, себе и для себя, всё равно что с вещью. Быстрее сделает, быстрее закончит. Быстрее вернёт его в камеру, где можно будет спокойно разрыдаться, чтобы дать выход неприятию и звенящему возмущению, что накопились внутри. Ему не хочется этого возбуждения, оно, рождённое этими умеющими правильно надавить пальцами, — имитация, суррогат, извращение естественных процессов. Бездушное горение плоти, такое же, как и в ранах, охолодевшие, зудящие, резью пронизывающие каждый момент бытия. Это не его, не про него, не о нём. Только закрыть глаза под повязкой, прерывисто выдыхая и пытаясь слушать боль в спине, думая о ней больше, чем обо всём нагом и постыдном, что ниже, до самых штанов, со всем гротеском позорной неряшливости сброшенных на щикотолки и опутывающих ножные кандалы...

Ощущение в паху было похоже на агонию морского угря, извивающегося бешеными тугими кольцами в бессильной попытке избежать яда подкараулившей его янтарной змеи. Сколько ни брыкайся, яд не стряхнешь, цель недостижима, как висящий на самой дальней ветке фрукт. Жжение накатывало, несло, заставляя морщиться, дергаться — и вздрагивать, пытаясь не стонать от боли в спине, вспыхивающей ярче от случайных движений. Штаны на щиколотках мешали едва не больше, чем тяжелый металл кандалов. Запах кожи и пота прижимающегося ближе дракона бился в нос, резкий, сильный, чужой; отторжение давит изнутри, и его бы наверняка опять вырвало, если бы было, чем. От пульсации крови, разбуженной насильными ласками, хочется кричать, освободиться от этого терзания, которого не хватает, всё равно не хватает, чтобы дойти до конца, но Маэль давит в себе этот крик до сипа в напряженном горле, всё ища и никак не находя баланс между болью в спине и попытками отстраниться от дракона. Мерзко! Отвратительно мерзко! Грязно, мучительно, и всё это отвратительно облепляет его, словно тина и жёсткие стебли лилий в незнакомом озере; хочется оттереться от всего этого, но нечем, и пульсирующий зуд в паху близок к невыносимому - но не пересекает невидимой границы, оставляя терзаться, как на иголках. Горячие брызги на пах заставляют распахнуть глаза; покосившись вниз, осознать, и снова в отвращении скривиться, горько изгибая рот - и, сбиваясь, Маэль зажмурился и зашипел от боли, всколыхнувшейся от неосторожного движения.

Дракон хрипит что-то раскатистым, довольным тоном, и Маэль брезгливо сторонится, насколько может сделать это в цепях, на момент презревая даже усилившееся жжение в ранах. Скользкий шелк ткани сползший и без того ниже бровей, спадает с кончика носа, и эльф стряхивает его на шею.

— Rydych chi'n ffiaidd, — тихо выговаривает он на своём языке, — только затем, чтобы сдавленно хватануть воздух, когда пальцы дракона забираются сзади, мешая муть этого отвращения с недоумением. Э?! Этот... он вообще понимает, что... Маэль невольно ахает и закусывает нижнюю губу, когда палец проникает в него глубже, шевелится, тянет, ковыряет. Эльф вжимает голову в плечи, до дрожи стискивая кулаки, напрягается, пытаясь помешать этому неприятному, не столько болезненному, сколько возмутительному по сути своей действу. Зачем, милостью Древа?!.. Что ещё он придумает с ним сделать?!.. Как будто мало жгущих порезов и крови, потёками заляпавшей всё тело. Теперь ещё и не только крови...

— Wel chi a... — Маэль кривится, дёргается, вспыхивает уставшей злостью на боль и растягивающую эту неприятность, осекается. — Самому не противно от себя?.. — осипше выдыхает эльф сквозь зубы, одним глазом, пока зажмурен от противления всего тела второй, исподлобья взглянув на дракона, роскошь легко не даваться в руки которому стоила ни на миг не утихающей рези на исполосованной коже...

Отредактировано Маэль Ианто (2019-09-27 02:29:34)

Маэль напряг челюсть, безуспешно пытаясь перебороть руку дракона, державшую открытым его рот, пока язык безнаказанно елозил внутри. Но укусить всё равно побоялся бы. Снова чувствовать кровь у себя во рту было ещё более отвратительно, чем это. Эльф только скривился, неумело отфыркиваясь и отплевываясь от чужой слюны. Язык во рту, палец в... о, светлое Древо! Дракон словно искал возможности забраться в него поглубже, дотянуться до чего-то, что было внутри. Вот только не получится. У печальной дряхлой твари, сотканной из боли в ногах и шрамах, и ту же боль вокруг себя творящей, чтобы не оставаться наедине со своей, ничего не получится. Глупо, но в этот момент, когда палец мог достать только во-от настолько, а язык разве что во рту пошалить — в ухо он ему ничего совать не придумает? а в нос? — Маэлю захотелось рассмеяться. Это бесстыжее щупанье, не оставившее ни кусочка чистой кожи снаружи, словно надломило в нём что-то — какой-то предел, за которым он знал, что свободен от всего, что тут обвивает его и трогает. Внутри себя, как бы глубоко ни забирались пальцы, как бы ни усердствовал язык, он всё равно остаётся сам собой. Сколько бы не извращался и как бы не мусолил его дракон, как бы не болела кожа, разорванная полосками ран... это только кожа. Дракон хочет причинять боль — такую же, какая мучит его самого, и у него получается, но что болит-то больше всего? Тело. Тело и только. Душу ранил не он — не он его выкрал, разлучил с родными, и в той ране ему не поковыряться. А тело... да плевать. Заживёт. Залечат. Пока захотят оставлять в живых. И Маэль был бы не против, если бы всё это закончилось для него побыстрее. Чтобы дракон использовал всерьез всю ту силу и власть, которой пугал его сначала, как будто одних цепей было недостаточно, чтобы ввергнуть эльфа в состояние, близкое к панике. Р-раз — и всё...

Вскрик от вонзившихся в сосок зубов резанул по своду комнаты, и из глаз Маэля брызнули капельки слёз. Больно! Больно, больно, больно! Эльф захныкал, опуская голову и стараясь терпеть, от боли этой совсем не слыша, что там вытворяет дракон и что так гремит. Очнулся он только тогда, когда дёрнувшая цепь заставила согнуться, прикоснуться болящими ранами на груди и этой новой, особенно жгучей на соске — ауч! — к холодной кожаной обивке. Обнаружив себя в этой новой неудобной позиции, Маэль, дёрнувшийся назад от прикосновения, с огромным недоумением обвёл взглядом эту бандуру с креплениями для цепей. Несколько раз он поморгал озадаченно, отчаянно досадуя на то, что не может даже потереть ладонью место укуса, как будто от этого станет легче — и раны на спине перестанут казаться такими, что разрываются и открываются глубже от каждого движения. А затем что-то загремело в ногах — и там цепи тоже натянулись, фиксируя так, что толком и не дёрнешься, ноги не сведешь, не пихнешься. Ещё и это...!

Полуоглушенный болью и дышащим на кожу холодом, Маэль не сразу поверил в то, что происходит. Корнями Дерева!.. и дракон серьезно? Вот эта огромная фигня, цепи, всё остальное? На вопрос эльф только сжал зубы. Отвратителен. То, что дракону это нравится, резко поубавило у Маэля желания открывать рот и радовать его подобными высказываниями. Вот и теперь он промолчал, пытаясь как-то в голове уложить то, что сразу не поместилось — нет, правда серьезно?.. Зашипев втянутым сквозь зубы воздухом — не из-за того, что было больно, а из-за того, как к нему прикасались, раздвигая и расширяя, — Маэль дёрнулся, но без какого-либо успеха, только цепями брякнул.

И, словно подавившись собственным дыханием, неровно, сдавленно засмеялся — цыкая и постанывая от того, как больно становилось спине от этого смеха. Больно, но спазмы от идиотизма ситуации всё равно душили безжалостно. Маэль отсмеялся не сразу.

— Нев... неверой-ятно, — выговорил он с насмешкой, качая головой и пытаясь оглянуться на дракона. Боль на левой груди пульсировала вместе с сердцем. Проклятье, как же болит!.. — Тебе правда нужно всё это, чтобы меня держать? — эльф пнул коленкой подставку, даже если получилось слабо. И снова обрывисто, придушенно засмеявшись, пытаясь вжаться в обивку пахом, подальше от предмета в заднице, хоть и всё, что получилось — обозначить намерение. Столько всего! Цепи, трибуна, ошейник, фиксация внатяг, и всё только зачем, для этого? Смех от глупости этого положения и срежиссированной драконом ситуации мучил Маэля, никак не желая угасать...

Пробуждение было неохотным, мутным и мучительным. Маэль открыл глаза, в которых словно песка насыпали, вяло моргнул, уставившись на стенку перед собой. Воспоминание о боли пришло резко, заставило его дернуться всем телом, ожидая, что сейчас опять...! Но нет — вместо той страшной, разрывающей и распирающей боли пришли только приглушенные отголоски стянутости под повязками. Закончилось, облегчением упало на Маэля это осознание.  Снова закончилось... на какое-то время. С тех часов на веранде будто целая вечность прошла. Только некоторый дискомфорт пониже, убеждающий, что случившееся ему не привиделось. Эльф поморщился — и, только переведя взгляд вниз, осознал, что тепло за спиной и мягкая тяжесть на поясе — это...

Парень дёрнулся панически, к стене, подальше от дракона и его мерзких касаний, его отвратительного тела, тепло которого было сравни падению в навозную кучу. На изогнувшихся губах обрывком выдоха-шепота угасло желание потребовать не прикасаться к нему, на которое дракон, конечно же, наплюёт, но всё-таки...

Запоздало следом за этим судорожным рывком последовала память о том, что дракон говорил раньше. О боли, о чувствовании её, об отвращении. Обо всём том, что тот, порочный и изгаженный жизнью, считал единственной правдой. Радовать его этим отвращением не хотелось. Маэль напрягся, не поворачиваясь и дрожаще дыша, пальцы его сжались на ткани постельного белья. И отвращаться откровенно было мерзко в своём подыгрывании, и не отвращаться — не хуже. После того, что вытворил дракон, разрывая мышцы эльфа, прикосновения его стали вызывать только больше желания противодействовать и ненависти. Оказаться подальше. Только бы снова не чувствовать их на себе. На кровати, впрочем, "подальше" было стрёмным в отсутствии фактической разницы. Маэль напрягся весь, словно пружина, не говоря ни слова, только дыша — и не зная, правда не зная, сможет ли удержать руку, если дракон снова начнёт его трогать...

От несправедливости такого положения, от безысходности выразить себя так, чтобы при этом не польстить и не поддаться дракону, от неудобства, которое причиняло изнасилованное, измятое чужими руками тело, на глаза наворачивались слёзы — слёзы обиды, жгущие из груди до самых краешек век мучительным протестом. Сердце билось суматошно, прыгая как будто в разные стороны внутри груди, и дышать от этой паники и возмущённой непримиримости — за что, ну за что, ну почему с ним так?!.. — было трудно, легкие резало едва ли меньше, чем была изрезана кожа. Кожа и... Касание дракона к волосам заставило Маэля дёрнуться, судорожно вжимая голову в плечи, мешая, избегая — но дракон был не согласен с правом эльфа на это. Сильная — больно! — рука нажала на плечо, опрокидывая на спину, и за момент до того, как навалиться сверху, дракон мог видеть глаза пленника — широко открытые, яркие от влаги стоящих на грани слёз, но ненависти в них не было. Только упрёк, резкая и колкая укоризна. Как ты можешь? Как ты смеешь? Как тебе хватает если не совести, так чести?..

О, ему хватало. Маэль зажмурился и скривил губы, противясь поцелую и глухо сплевывая, когда старик отстранился. Лежать на спине было неприятно, и эльф тоже приподнялся, опираясь локтем и неуютно морщась от горючих ощущений залепленных мазями и замотанных бинтами ран. Глаза его были прикованы к дохромавшему до стола дракону, щеки розовели от прилившей крови, взбитой чуть ли не до пены тем, что с ним сделали, тем, что ему пришлось чувствовать. Больно. Мерзко. Дракон делал с ним всё то, что делают с любимыми, обожаемыми — и всё, что эльфу даже с врагом не пришло бы в голову делать. Дракон ненавидел — терзая и медленно уничтожая, и любил его тело так, что Маэлю жить после этого не слишком-то и хотелось — чтобы что, еще раз пройти сквозь вот это?!, — и безумное это сочетание доводило эльфа до тошноты. Дракон жил с болью, которую не мог унять, и всё, что ему осталось — полюбить эту боль, сделать её частью своей жизни. А теперь — и частью жизни Маэля.

Посмотрев на протянутый стакан, Маэль скривил губы презрительно и отвернулся. В горле саднило, пить хотелось, но — из рук дракона? Этого дракона? Увольте.

— Оставь себе, — небрежным тоном отмахнулся эльф. — Я ничего от тебя не хочу.

"Ни воды, ни внимания, ни... тьфу. Мерзкая ящерица. Гнилой зуб."
Пусть уже добьёт наконец, чем так — то лечить, то калечить.

Отредактировано Маэль Ианто (2020-03-01 18:40:50)

Не поворачивая головы принципиально, чтобы даже случайно не задеть дракона уставленным в стенку взглядом, Маэль только горше поджал губы и сморщил нос, услышав его вопрос. Его мучителя это не интересовало раньше — так что же теперь одумался?! Одумался, да поздно. Никак его уже не зовут. Маэль умер в тот момент, когда сетка ловушки подхватила его, впилась веревками в тело, утащила наверх под испуганный крик подруги. Столько дней спустя его уже оплакали и попрощались с ним. А он продолжал умирать, всё больше и больше, всё дальше и дальше. Какая разница, что изменится, если в какой-то момент он теперь умрёт совсем? Такой жизни он не хотел, а к прошлой ему уже не вернуться. Как бы ни пытался дракон подразнить его напоминанием о той красоте мира, которой его лишил этот плен — это не поможет. И обида на тварь хаоса, на разрушителя, колеблясь на грани ненависти и желания ему всех бед вселенной, спотыкалась о жалость и презрение. Не потому, что дракона было жалко. Хотя, может, и было — Маэль не мог разобрать сквозь отвращение к тем цепям и всей силе, которую дракон на него выплескивал — чрезмерной, бессмысленной, глупой. И если бы эльфу не было так обидно за всё пережитое, за всю боль и насилие, он бы и сейчас, вспоминая, рассмеялся.

— Никак, — процедил Маэль в стенку и всё-таки бросая на дракона взгляд, полный уязвлённой укоризны. — Как бы меня ни звали, ты этого уже не узнаешь. Никогда, — парень дёрнул головой, отворачиваясь обратно к стене. Если он может хоть чего-то не дать тому, кто берёт всё, не спрашивая, силой, разве может он не сделать этого? И не испытать этой пусть маленькой, пусть мимолётной, но радости. Радости ровно до того момента, как дракон, обозлившись, снова обрушится на него всей мощью. Может, хотя бы в этот раз убьёт. Доломает то, что осталось. А если нет, Маэлю просто снова долго, долго-долго-долго будет больно. Эльф шмыгнул носом, сдавленно втягивая воздух и впиваясь пальцами в собственные локти, сжимаясь в той позе, в какой сидел — с подтянутыми к груди ногами, сжатыми крест-накрест в лодыжках, вопреки нытью в замотанных ранах, вопреки неприятно натянувшейся от такой позы разодранной коже, — не желая такой боли, но предчувствуя и практически ожидая её, неизбежную — и в том только больше горчащую в носу готовыми прорваться беспомощными слезами.

От порезов на коже остались лишь едва заметные розовые полосы, которые с трудом можно было увидеть даже на свету — а скоро исчезнут и они. Маэль, сидя без рубашки, проводил пальцами по линиям на коже, задумчиво всматриваясь. Раны проходят, а память... память о боли, выворачивающей наизнанку, приглушенным отвращением продолжала подрагивать внутри. Он пережил её. Уже не в первый раз. Снова обрёл облегчение, спокойствие. Пусть даже только до следующего пожелания дракона снова изнасиловать и избить его тело. Тело, в котором теплится жизнь — и хорошо пока, но Маэлю было абсолютно всё равно, какой короткой может оказаться эта жизнь. Не-жизнь. Существование погибшего в плену у драконов эльфа. Сына, брата, друга. Того, кого все они, оставшиеся позади, потеряли. Того, кто никогда к ним не вернётся. Вся его "жизнь" сейчас — противостояние с драконом. Попытка если не отыграться, то не позволить твари дальше получать удовольствие за свой счёт. Хотя бы немного его подпортить.

Стук трости, открывшаяся дверь — всё это должно было быть началом новой серии пыток. Белый шёлк? Такая дорогая ткань — и так непрактично её использовать... наверняка опять за тем, чтобы порвать и испачкать в крови. На белом кровь смотрится ярко. Облачаясь, Маэль только раз взглянул на дракона — и во взгляде его была презрительная насмешка. Он не хотел, чтобы дракон видел страх, гложущий рёбра. Что ещё ты задумало, исчадие хаоса? Отчего тебе так нужно это именно от меня?.. С кем ты забавляешься, пока мои раны заживают?..

Он шёл от дракона на максимальном расстоянии, какое ему готовы были позволить, огибая, словно навозную кучу, от которой несло смрадом по летней жаре. Ни с чем другим подпорченного увяданием старика и его липкие, мерзкие прикосновения и нельзя было сравнить. Гадкая грязь. Но она смывается.

Сердце ёкнуло до желудка, когда Маэль увидел, что ему приготовил дракон. И второй раз — когда он задал вопрос.
Всё — вот только ради этого?..

Испуганный взгляд на побелевшем лице эльфа, моментально догадавшегося, что его ждёт теперь, переменился — сосредоточился, когда Маэль посмотрел на дракона. Чуточку недоверчиво, словно озадаченный чем-то — не сразу веря в то, что дракона и правда удалось зацепить. Что отказ признаться не был проигнорирован, как сначала показалось. Что отказ вынудил его пойти на такое. Ещё одна жертва — сколько уже их было замучено в этом подземелье, сколько ещё будет. Погибших, истерзанных и просто очень долго, долго падающих навстречу смерти окончательной.

Холодом сковало руки, ноги словно к полу приросли — Маэль понимал, помнил, что дракон будет делать с девочкой, если он не назовёт своего имени. Понимал и то, что если назовёт — он сделает это всё равно. У него на глазах или позже — но сделает. Дракон привёз сюда эту пленницу не для того, чтобы щадить. Она такая же его игрушка, как он сам.

— Тебе решать, — с трудом справившись с сухостью в горле, проговорил эльф, постаравшись изобразить безразличие. — Дракон. Ты хозяин здесь, не я. Не делай вид, будто у меня есть право выбора и слова, а ты с какого-то перепугу будешь его соблюдать, — пожал плечами Маэль, с сочувствием и отражённой болью глядя на девочку в драконьей безжалостной хватке, и печально констатировал. — Ты сам себе закон, и этот закон бесчестен. Мне тебя не остановить.

Не остановить...

— Mae'n ddrwg gen i, — это уже девочке, смягчившимся тоном. — Rydych chi mor farw â minnau. Beth yw eich enw?

"Я буду помнить это имя, сколько смогу. И дракону не дам забыть."

Он не смотрел. Отвёл глаза в угол комнаты и только слушал то, что делает дракон. Как звякают цепи, как неровно ступает по плитам хромая нога, как тонко всхлипывает девушка, — и сжимал пальцы в кулаки до побеления костяшек. И медленно выдохнул, наконец, поднимая взгляд исподлобья.

— Если тебе так нужен именно я, то отпусти её. Верни в Альнуру, — Маэль сглотнул, дрожь нервного напряжения мешала ему говорить. Но страха — страха почти не было. Ему нечего было терять, поднимая голову выше всяких рамок разумного — и дожидаясь удара. Раз дракону так нужно его имя... раз он так настаивает и думает, что сможет убедить. Сможет доломать то, что и так уже втоптал в камень... — Но не с Альешем. Сам. Со мной. Ты ведь умеешь летать? Отвези её в Альнуру. Я полечу с тобой. И когда она будет в безопасности, мы вернёмся, и я скажу тебе своё имя, — стараясь скрыть дрожание губ, эльф повыше поднял голову, смотря на дракона с сожалением и неприязнью недоверия.

Маэль понимал, что это ничего не изменит. Что у него нет таких сил. Что вместо этой эльфийки будут похищены десятки других. Что дракон во власти мучить его, её, всех. Что Милираэль уже никогда не будет прежней после ужасов заключения и похищения. Это дорога в один конец. Не просто так похищенных считали мёртвыми. Он отлично знал это на себе. Так толку просить о её возвращении домой? Только зная, что дракон не согласится. Только надеясь, что он разозлится достаточно, чтобы... чтобы это было быстро. Только зная, что на столах осталось ещё много чего интересного...

"Так ли оно тебе нужно, моё имя, чтобы платить за него эту цену, дракон?.."