Итак, север. Дорога предстояла не из лёгких, но идею переплыть к Фреиру на корабле Бьянка сразу отмела. И не то, чтобы боялась или плохо плавала, просто чувствовала себя некомфортно, когда вода длительное время окружает со всех сторон. Тем более, что пума не так уж и торопилась. Столько лет прошло… Надежда на то, что братья живы была настолько призрачна, что почти не существовала, словно силуэт, уходящего вдаль каравана, расплывающийся в мареве раскалённого воздуха. Но ей нужно было знать наверняка. Нужно было пережить ещё раз эту боль и тогда уже отпустить. Разорвать на части тех инквизиторов, почувствовать теплую кровь на языке, испачкать лапы и может быть тогда станет легче. Люди говорят, что месть — сладкое чувство. В Джохаре полагали, что всё смывается кровью и только кровь — ничем. Так ли это? — вопрос, ответ на который Бьянка очень надеялась найти.
В начале пути, она напрасно положилась на четыре лапы и только спустя неделю поняла, что такими темпами будет добираться в Фреир до весны. Нужна лошадь. Хорошая, сильная, выносливая, способная не просто быстро бегать, а быстро бегать долго и монотонно. День за днём не жалея копыт. Но где же её такую взять? В окрестных деревнях или старые клячи, или тяговые, привыкшие тащить за собой плуг. Для дальней дороги такие не годились. Бьянка уже отчаялась найти ту, что подошла бы, не выходя к главному тракту и его зажиточным постоялым дворам, как услышала от крестьян, что за двумя холмами к западу, на широком лугу остановился бродячий цирк. Для деревенщин целое событие, о котором только и велись разговоры — тот кто уже был, хвастливо рассказывал об увиденном, тот кто еще не был, завистливо слушал, мечтательно выпучив глаза, а пума навострила уши. В цирке должны были быть лошади! Хорошие. Сильные, выносливые, привыкшие к долгим дорогам и Бьянка напросилась в телегу к собравшийся на представление молодёжи.
В цветной шатёр, который они заметили еще издали, Бьянка не пошла. Нечего ей там делать. Хотя посмотреть на акробатов и было интересно, а вот дрессированный медведь и другие животные, выполняющие приказы, подпрыгивающие по свистку и пляшущие под людскую дудку — её совсем не интересовали. Отпустить бы всех на свободу. Да вот только отвыкли они от неё и ничего хорошего в окрестных лесах их не ждет. Порабощенные, болью и кровью, приученные к послушанию на свободе скорее всего станут кормом.
Отстав от попутчиков у шумного входа, где они дружно начали наскребать на билет, Бьянка осторожно проскользнула в сторону жилых фургончиков. Артисты, готовились к представлению, какой-то неумытый мальчишка суматошно метался собирая позабытый реквизит, а пума держала нос по ветру, пытаясь учуять лошадь, но запахи цирка — пестрые, приторные: горелого сахара, немытых клеток, потных людей, свежей краски, прогнивших досок, заплесневевшего хлеба и примятых поломанных травинок осеннего луга — всё смешивалось, не давай сосредоточится на том, что нужен. И даже чуткий слух не помогал в царящем вокруг шатра гомоне. Но вот зычный горн, возвестил о начале представления и люди поспешили в шатёр, занимать места и глядеть на чудеса тренированных тел и послушных, измученных животных.
Обойдя шатёр кругом, Бьянка заметила небольшую, наспех огороженную кое-как сколоченным забором, полянку на которой паслись, пощипывая траву несколько лошадей — две вместе, одна в отдалении, и осторожно ступая, стараясь держаться подветренной стороны, подошла ближе, присматриваясь и оценивая. Две клячи были совершенно обычные, хоть и навострили уши, подозрительно косясь на девушку, но продолжили как ни в чем не бывало щипать траву. А третья… вот третья Бьянке понравилась — статная, сильная, красивая. Такая, казалась, способной увезти куда угодно. То есть такой — присмотревшись повнимательнее поняла Бьянка, и открыв калитку пошла именно к ней, раздумывая над тем, что может быть сначала стоило прихватить седло… но где же его в этом цирке искать? Да время лишнее тратить.
Резко подходить к коню Бьянка не стала, остановившись в нескольких шагах от него, она сняла с плеча котомку, достала морковь, разломила на три части и одну протянула на раскрытой ладошке, поджидая решиться ли подойти он сам.
